— Вы имеете в виду бокал Рэггли? — спросил Гринвуд.
— Нет, я имею в виду бокал незнакомца, — ответил священник. — Он стоял возле стакана из-под молока, и в нем еще оставалось на два пальца виски. Мы с вами не заказывали виски. Я помню, как управляющий, когда радушный Джукс предложил всем выпить за свой счет, выпил «капельку джина». Надеюсь, вы не думаете, что наш мусульманин на самом деле был любителем виски, нахлобучившим зеленый тюрбан для маскировки, или что преподобный Дэвид Прайс-Джонс выпил виски с молоком, не заметив этого.
— Большинство коммерсантов заказывают виски, — заметил инспектор. — Они предпочитают этот напиток.
— Да, и они обычно следят за тем, чтобы получить свой заказ, — сказал отец Браун. — В данном случае все бокалы аккуратно собрали и отнесли к ним в комнату. Но этот бокал остался на месте.
— Наверное, это случайность, — с сомнением в голосе произнес инспектор. — Если кто-то забыл выпивку, ему могли принести новую порцию.
Отец Браун покачал головой.
— Надо видеть людей такими, какие они есть. Эти люди — некоторые могут называть их чернью, другие обычными работягами, кому как нравится. По мне, достаточно сказать, что в целом это простой народ. Многие из них добряки, которые рады вернуться к жене и детишкам, но попадаются и мерзавцы, которые обзаводятся сразу несколькими женами в разных местах или даже убивают своих благоверных. Но повторяю, в целом это простые люди, и, заметьте, немного подвыпившие. Совсем чуть-чуть: многие герцоги и оксфордские профессора — настоящие пьяницы по сравнению с ними. Но в таком расслабленном состоянии человек подмечает разные вещи и громко говорит об этом. Самый незначительный инцидент развязывает им язык; если пивная пена переливается через край кружки, он восклицает: «Тпру, Эмма!» или «Лей веселей!». Помяните мои слова — совершенно невозможно, чтобы пятеро таких балагуров сидели за столом и кто-то из них, вдруг оказавшийся без выпивки, не поднял бы крик по этому поводу. Возможно, они все бы подняли крик одновременно. Англичанин, принадлежащий к другому сословию, может спокойно подождать, пока ему не принесут выпивку. Но такой непоседа обязательно завопит: «А как же я?», или «Эй, Джордж, разве я вступил в общество трезвости?», или «Разве ты видишь на мне зеленый тюрбан, Джордж?» — и так далее. Но бармен не слышал таких жалоб. Я не сомневаюсь, что бокал виски, оставшийся в баре, был почти до дна выпит кем-то еще, о ком мы до сих пор не подумали.
— Кто бы это мог быть? — спросил инспектор.
— Поскольку управляющий и бармен не слышали о таком человеке, вы сбрасываете со счетов единственные действительно независимые показания — слова мальчика, который подметал крыльцо. Он сказал, что человек, с виду похожий на коммивояжера, присоединился к общей компании, вошел в бар и почти сразу же вышел обратно. Менеджер и бармен не видели его — во всяком случае, так они говорят, — но он успел получить бокал виски в баре. Давайте назовем его Скорой Рукой простоты ради. Знаете, я нечасто вмешиваюсь в вашу работу; при всем моем желании, вы справляетесь с ней лучше, чем я. Я никогда не приводил в действие механизм полицейского расследования, не преследовал преступников и так далее. Но теперь я впервые в жизни хочу почувствовать себя полицейским. Я хочу, чтобы вы нашли Скорую Руку, последовали за ним хоть на край света, задействовали все инфернальные механизмы, раскинули сеть по всем странам и народам и наконец поймали его. Это тот человек, который нам нужен.
Гринвуд безнадежно пожал плечами.
— Но есть ли у него лицо, форма или любое другое видимое качество, кроме скорой руки? — осведомился он.
— Он носил шотландский плащ с пристегивающимся капюшоном, — сказал отец Браун. — Еще он сказал мальчику на крыльце, что должен попасть в Эдинбург на следующее утро. Это все, что помнит мальчишка. Но я знаю, что ваша организация разыскивала людей и по более скудным приметам.
— Вы принимаете это очень близко к сердцу, — немного озадаченно сказал инспектор.
Священник тоже выглядел озадаченным собственными мыслями. Он нахмурился, присел на скамью и резко произнес:
— Видите ли, вы не совсем правильно меня поняли. Все люди важны. Вы имеете значение, я имею значение. Это один из самых трудных моментов в теологии.
Инспектор непонимающе смотрел на священника, но тот продолжал:
— Все мы имеем значение для Бога… Бог знает почему. Но это единственно возможное оправдание для существования полисменов.
Полисмен не выказал радости по поводу космического оправдания своего бытия.
— В конце концов, закон по-своему прав, — добавил отец Браун. — Если все люди что-то значат, то каждое убийство тоже что-то значит. То, что было сокровенно создано по образу и подобию Божьему, не должно быть втайне уничтожено. Но…
Он резко выделил последнее слово, как будто пришел к какому-то новому решению.
— Но, если выйти за пределы этой мистической сферы равенства, я не считаю, что большинство ваших громких убийств имеет особое значение. Будучи практичным, здравомыслящим человеком, я понимаю, что кто-то убил премьер-министра. Но будучи практичным здравомыслящим человеком, я не думаю, что премьер-министр важнее кого-то другого. Если смотреть с позиции важности человеческой жизни, я бы сказал, что его практически не существует. Неужели вы полагаете, что, если бы его и других общественных деятелей завтра убили всем скопом, не нашлось бы других людей, которые бы точно так же вставали и разглагольствовали о том, что «были предприняты все необходимые меры» или «правительство держит этот вопрос под строгим контролем»? Властители дум современного мира не имеют значения. Даже подлинные хозяева мира значат не так уж много, а все, о ком вы когда-либо читали в газетах, и вовсе ничего не значат.