Настоящий английский детектив. Собрание лучших ист - Страница 159


К оглавлению

159

Высокий мужчина скользнул вдоль стены, как собственная тень, занял пустующий стул справа от ректора и обвел казначея и остальных взглядом глубоко запавших глаз. Его свисающие волосы и усы были светло-русыми, но глаза сидели так глубоко, что казались черными. Все знали, или могли догадаться, кем был новоприбывший, но случившееся после его прихода сразу же прояснило ситуацию. Профессор римской истории поднялся со своего места и вышел из комнаты, без особой тактичности показав, что не желает сидеть за одним столом с профессором теории воровства, иначе говоря, с коммунистом Крейкеном.

Ректор Мандевилльского колледжа с нервным изяществом сгладил возникшую неловкость.

— Я защищал вас, дорогой Крейкен, вернее, некоторые аспекты вашего поведения, — с улыбкой сказал он, — хотя уверен, вы сочли бы мою защиту несостоятельной. В конце концов, я не могу забыть, что в пору моей молодости друзья-социалисты имели прекрасные идеалы товарищества и братства. Уильям Моррис выразил это в своей сентенции: «Братство — это небо, раздоры — это ад».

— Смотри заголовок «профессора-демократы», — сварливо произнес Крейкен. — Что, этот надутый индюк Хэйк собирается назвать новую кафедру коммерции именем Уильяма Морриса?

— Что ж, — произнес ректор, отчаянно пытаясь сохранить радушный тон. — Все мы собратья в некотором смысле, поскольку состоим в научном совете колледжа.

— Ага, прямо-таки академический вариант афоризма Морриса, — проворчал Крейкен. — «Дали гранты — это небо, нету грантов — это ад».

— Не грубите, Крейкен, — поспешно вмешался казначей. — Лучше выпейте портвейну. Тенби, передайте портвейн мистеру Крейкену.

— Не откажусь от рюмки, — уже не так сварливо отозвался профессор-коммунист. — На самом деле я собирался выйти в сад и покурить, но посмотрел в окно и увидел ваших драгоценных миллионеров в полном цвету — свежие, невинные бутоны! В конце концов, стоило бы немного вразумить их.

Ректор встал, прикрывшись последней дежурной любезностью, и с большим удовольствием оставил казначея разбираться с Диким человеком. Другие тоже поднялись со своих мест, и группы, сидевшие за столом, начали распадаться, пока казначей и Крейкен не остались более или менее наедине в конце длинного стола. Лишь отец Браун остался сидеть и смотрел в пустоту с сумрачным выражением на лице.

— По правде говоря, я и сам изрядно устал от них, — признался казначей. — Я был с ними большую часть дня, разбираясь с фактами, цифрами и всеми прочими делами этой новой профессуры. Послушайте, Крейкен, — он нагнулся над столом и заговорил с мягкой настойчивостью: — Вам не стоит так сильно бранить эту новую кафедру. На самом деле она не пересекается с вашей тематикой. Вы единственный профессор политической экономии в Мандевилле, и хотя я не делаю вид, будто разделяю ваши убеждения, всем известна ваша репутация в Европе. Это специальная тема, которую они называют прикладной экономикой. Могу сказать, что даже сегодня я на всю катушку занимался прикладной экономикой; иными словами, мне пришлось долго говорить о делах с двумя бизнесменами. Хотите ли вы этим заниматься? Не завидно ли вам? Выдержите ли вы? Разве это не достаточное доказательство, что мы имеем дело с отдельным предметом, который заслуживает отдельной кафедры?

— Боже милосердный! — воскликнул Крейкен с напряженным воодушевлением атеиста. — Разве вы думаете, что я не хочу заниматься прикладной экономикой? Дело лишь в том, что когда мы ею занимаемся на деле, вы называете это «красным безумием» и анархией, а когда вы ею занимаетесь, я возьму на себя смелость назвать это эксплуатацией. Если бы вы прилагали экономику к нужному месту, может быть, люди бы поменьше голодали. Мы практичные люди, поэтому вы и боитесь нас. Поэтому вам и нужны два жирных капиталиста для новой кафедры; только потому, что я выпустил кота из мешка.

— Вы выпустили из мешка дикого кота, не правда ли? — с улыбкой поинтересовался казначей.

— А вы пытаетесь засадить его обратно в золотой мешок? — осведомился Крейкен.

— Кажется, мы с вами не сможем договориться, — сказал казначей. — Но наши друзья уже вышли из капеллы в сад, и если вы хотите покурить, лучше идите сейчас.

Он с видимым удовольствием наблюдал, как профессор рылся во всех карманах, пока не достал трубку. Глядя на нее с отсутствующим видом, Крейкен поднялся на ноги, но при этом механически продолжал ощупывать карманы другой рукой. Казначей Бейкер завершил спор примирительным смехом.

— Вы практичные люди, готовые взорвать весь город, — сказал он. — Только при этом вы, наверное, забудете положить динамит; готов поспорить, вы и сейчас забыли взять табак. Не беда, возьмите у меня. Спички?

Он бросил кисет с табаком и курительные принадлежности через стол, и мистер Крейкен подхватил их с ловкостью опытного игрока в крикет, которая не забывается, даже если тот начинает исповедовать взгляды, несовместимые с крикетом. Оба собрались уходить, но Бейкер не смог удержаться от замечания:

— Вы действительно считаете себя единственными практичными людьми? Не найдется ли в прикладной экономике нечто такое, что поможет вам не забывать кисет, если вы берете трубку?

Крейкен пронзил его пылающим взглядом, но ответил лишь после того, как медленно допил вино.

— Скажем так, существует иной вид практичности. Да, я забываю разные мелочи, и так далее. Но я хочу, чтобы вы поняли… — Он механически вернул кисет, но его взгляд продолжал блуждать где-то далеко и был пылающим, почти ужасным. — Внутренняя суть нашего разума изменилась, потому что мы действительно имеем новое представление о правоте и будем совершать поступки, которые вам покажутся совершенно неправильными. Но они будут очень практичными.

159