— Вы получили мое письмо? — спросил незнакомец глубоким властным басом и с очень сильным немецким акцентом. — Я предупредил вас, что приеду.
Он переводил взгляд с Холмса на меня, словно не зная, к кому обратиться.
— Прошу вас, садитесь, — сказал Холмс. — Это мой друг и коллега доктор Ватсон, который иногда любезно помогает мне в моих расследованиях. С кем я имею честь говорить?
— Можете обращаться ко мне как к графу фон Крамму, богемскому аристократу. Как я понял, этот джентльмен ваш друг, человек чести, которому я могу довериться в деле чрезвычайной важности. Если нет, то я предпочту говорить с вами наедине.
Я поднялся, чтобы уйти, но Холмс сжал мое запястье и толкнул назад в кресло.
— Либо мы оба, либо никто, — сказал он. — В присутствии этого джентльмена вы можете говорить все, что сочтете нужным сообщить мне.
Граф пожал широкими плечами.
— Тогда я должен сначала, — сказал он, — обязать вас обоих хранить то, что вы услышите, в строжайшей тайне в течение двух лет. По истечении этого срока такая надобность отпадет. Пока же не будет преувеличением сказать, что весомость этого дела колоссальна и оно может повлиять на ход европейской истории.
— Обещаю, — сказал Холмс.
— Я тоже.
— Вы извините эту маску, — продолжал наш необычный визитер, — но августейшая особа, прибегнувшая к моим услугам, желает, чтобы его посредник остался неизвестен вам, и я сразу же могу сознаться, что титул, который я назвал, мне, собственно, не принадлежит.
— Я это знал с самого начала, — сухо сказал Холмс.
— Обстоятельства крайне щекотливы, и необходимо принять все меры, чтобы предотвратить то, что сможет перерасти в неслыханный скандал и бросить тень на одну из правящих фамилий Европы. Короче говоря, речь идет о великом Доме Ормштейнов, потомственных королей Богемии.
— Я знал и это, — пробормотал Холмс, устраиваясь в кресле поудобнее и закрывая глаза.
Наш визитер с явным недоумением уставился на расслабленную, вялую фигуру человека, которого ему, несомненно, рекомендовали как самого дотошного логика и самого энергичного сыщика в Европе. Холмс открыл глаза и нетерпеливо поглядел на своего великана-клиента.
— Если бы, ваше величество, вы соизволили изложить ваше дело, — сказал он, — мне было бы проще дать вам совет.
Наш визитер вскочил с кресла и прошелся по комнате в неописуемом волнении. Затем с жестом отчаяния он сорвал с лица маску и швырнул ее на пол.
— Вы правы, — вскричал он, — я король! Зачем мне пытаться скрывать это?
— Действительно, зачем? — прожурчал Холмс. — Ваше величество еще и слова не сказали, когда я уже знал, что обращаюсь к Вильгельму Готтсрейху Сигизмунду фон Ормштейну, великому герцогу Кассель-Фельштейна и наследственному монарху Богемии.
— Но вы можете понять, — сказал наш странный визитер, вновь садясь и проводя белой рукой по высокому лбу, — вы можете понять, что я не привык лично вести подобные переговоры. Однако дело настолько деликатно, что поручи я его посреднику, то оказался бы во власти этого посредника. Я приехал из Праги инкогнито, чтобы посоветоваться с вами.
— Так прошу вас, советуйтесь, — сказал Холмс и вновь закрыл глаза.
— Факты вкратце таковы. Пять лет назад во время длительного визита в Варшаву я познакомился с известной авантюристкой Ирен Адлер. Имя это вам, несомненно, знакомо.
— Будьте добры, отыщите ее в моей картотеке, доктор, — пробормотал Холмс, не открывая глаз. В течение многих лет он имел привычку заносить на карточки все сведения о людях и предметах, и было бы трудно назвать тему или лицо, о которых он не сумел бы немедленно дать необходимую информацию. И теперь я нашел ее биографию втиснутой между раввином и штабным офицером, написавшим монографию о глубоководных морских рыбах.
— Дайте мне взглянуть, — сказал Холмс. — Гм! Родилась в Нью-Джерси в пятьдесят восьмом году. Контральто… гм! Ла Скала, гм! Примадонна Варшавской императорской оперы… Ага! Покинула оперные подмостки… ха! Проживает в Лондоне… Вот-вот! Ваше величество, насколько я понимаю, были в связи с этой молодой особой, написали ей несколько компрометирующих писем, а теперь желали бы получить эти письма назад.
— Именно так. Но каким…
— Тайный брак?
— Ничего подобного.
— Какие-нибудь юридические документы? Заверенные письменные обязательства?
— Ничего подобного.
— В таком случае я не понимаю вашего величества. Если эта молодая особа и использует свои письма в целях шантажа или каких-либо иных целях, как она сможет доказать их подлинность?
— Но почерк?
— Пф! Пф! Подделан.
— Моя личная бумага.
— Украдена.
— Моя личная печать.
— Имитация.
— Моя фотография.
— Куплена.
— На фотографии мы сняты вместе.
— О господи! Вот это скверно! Ваше величество действительно допустили большую неосторожность.
— Я был безумен, сходил с ума.
— Вы скомпрометировали себя очень серьезно.
— Я был тогда лишь кронпринцем. Я был молод. Мне и сейчас всего тридцать.
— Фотографию необходимо вызволить.
— Мы пытались и потерпели неудачу.
— Вашему величеству придется заплатить. Фотографию надо выкупить.
— Она не соглашается.
— Ну, так украсть.
— Пять неудачных попыток. Дважды нанятые мною взломщики обшарили ее дом. Один раз мы во время какой-то ее поездки обыскали багаж. Дважды ее подстерегли вне дома. Все безрезультатно.