— И в понедельник он ни на что не намекнул перед тем, как расстаться с вами?
— Нет.
— И вы удивились, увидев его в Суондем-лейн?
— Крайне.
— Окно было открыто?
— Да.
— Значит, он мог бы окликнуть вас?
— Да, мог бы.
— А он, насколько я понял, издал только бессвязное восклицание?
— Да.
— Взывая о помощи, подумали вы?
— Да. Он взмахнул руками.
— Но это мог быть возглас удивления. Неожиданно увидев вас, он от изумления мог взмахнуть руками?
— Да, это возможно.
— И вы подумали, что его оттащили от окна?
— Он исчез так внезапно!
— Он мог и отпрыгнуть. Никого другого вы в комнате не видели?
— Нет. Но этот ужасный человек признался, что был там, а ласкар стоял у лестницы внизу.
— Да-да. Ваш муж, насколько вы успели рассмотреть, был в своей обычной одежде?
— Но без воротничка и галстука. Я ясно увидела его обнаженную шею.
— Он когда-нибудь упоминал Суондем-лейн?
— Никогда.
— Он когда-нибудь давал основания полагать, что употребляет опиум?
— Никогда.
— Благодарю вас, миссис Сент-Клэр. Это главные факты, в которых я хотел быть совершенно уверен. Теперь мы поужинаем и ляжем спать, так как завтра нас, возможно, ожидает очень напряженный день.
В наше распоряжение была предоставлена большая удобная комната с двумя кроватями, и я незамедлительно юркнул под одеяло, так как очень устал после такой ночи приключений. Однако Шерлок Холмс, когда его мысли занимала неразрешенная проблема, сутками, а то и целую неделю обходился без отдыха, анализируя ее так и эдак, по-разному выстраивая факты, оценивая их со всех точек зрения, пока не разгадывал загадку или не приходил к выводу, что в его распоряжении нет достаточных данных. Вскоре мне стало ясно, что он готовится к бдению до утра. Он снял сюртук и жилет, надел просторный синий халат, а затем прошелся по комнате, собирая подушки со своей кровати, с кушетки и кресел. Из них он соорудил подобие восточного дивана, на котором и устроился, поджав ноги и положив перед собой унцию табака с коробком спичек. В смутном свете лампы я видел, как он сидит, зажав в зубах старую вересковую трубку, устремив невидящий взгляд в угол потолка, а синий дымок завивается перед ним — безмолвным, неподвижным, и свет ложится на чеканные орлиные черты его лица. Он сидел так, когда я уснул, и он сидел так, когда внезапный возглас разбудил меня, и я увидел, что в окна заглядывает летнее солнце. Трубка все еще была зажата в его зубах, и дымок все еще курился вверх, и в комнате висела сизая табачная мгла, но от кучки табака, которую я видел, засыпая, не осталось ничего.
— Проснулись, Ватсон? — спросил он.
— Да.
— Готовы к утренней поездке?
— Безусловно.
— Ну так одевайтесь. В доме все еще спят, но я знаю, где ночует конюх, и двуколка скоро будет запряжена.
Он чему-то усмехнулся, глаза у него блестели, и от вчерашней угрюмой задумчивости не осталось и следа.
Одеваясь, я взглянул на мои часы. Неудивительно, что дом еще спал. Было двадцать минут пятого. Я только-только оделся, когда Холмс вернулся и объявил, что конюх запрягает лошадь.
— Я хочу проверить одну мою теорийку, — сказал Холмс, надевая сапоги. — По-моему, Ватсон, вы сейчас находитесь в обществе одного из самых абсолютных болванов Европы. Я заслуживаю, чтобы меня прогнали пинками отсюда и до Чаринг-Кросс. Но, думается, ключ к разгадке этого дела у меня есть.
— И где же он? — спросил я с улыбкой.
— В ванной комнате, — ответил он. — Да-да, я не шучу, — добавил он, заметив мой недоверчивый взгляд. — Я только что побывал там и забрал его, и он у меня вот в этом саквояже. Идемте, мой милый, и проверим, подходит ли он к замку.
Мы спустились вниз как могли тише и вышли под яркий свет утреннего солнца. На дороге полуодетый конюх держал под уздцы нашу лошадь. Мы вспрыгнули в двуколку и помчались вперед по лондонской дороге. Кое-где мы обгоняли деревенские повозки с зеленью и овощами для столицы, но виллы по сторонам были безмолвными и безжизненными, будто город, привидевшийся во сне.
— Дело в некоторых отношениях очень своеобразное, — сказал Холмс, пуская лошадь галопом. — Признаюсь, я был слеп как крот, но все-таки лучше обрести истину позже, чем никогда.
В городе ранние пташки только-только начинали сонно поглядывать в окна, пока мы ехали по улицам суррейского берега. Свернув к мосту Ватерлоо, мы переехали через реку, промчались по Веллингтон-стрит, резко свернули вправо и оказались на Бау-стрит. Шерлок Холмс был хорошо известен в полиции, и два констебля у дверей отдали ему честь. Один взял лошадь под уздцы, а другой проводил нас внутрь.
— Кто дежурит? — спросил Холмс.
— Инспектор Брэдстрит, сэр.
По каменным плитам коридора к нам приближался высокий дородный полицейский чин в фуражке и расшитой шнуром форме.
— А, Брэдстрит! Как поживаете? Я хотел бы поговорить с вами, Брэдстрит.
— Разумеется, мистер Холмс. Прошу сюда, в мой кабинет.
Комната была небольшой и напоминала контору с огромным гроссбухом на столе и телефонным аппаратом на стене. Инспектор сел за свой стол.
— Чем я могу помочь вам, мистер Холмс?
— Я заехал по поводу нищего, ну, Буна, того, которого обвиняют в причастности к исчезновению мистера Невилла Сент-Клэра.
— Да-да. Его привезли и задержали для дальнейшего расследования.
— Да, я слышал. Он у вас здесь?