Мистер Беллами, мужчина средних лет с огненно-рыжей бородой, казалось, пребывал в самом дурном настроении, и вскоре цвет его лица мог потягаться с бородой.
— Нет, сэр. Никаких подробностей я слышать не желаю. Мой сын, — он кивнул на могучего сложения молодого человека с мясистым насупленным лицом в углу гостиной, — согласен со мной, что ухаживания Макферсона за Мод были оскорбительны. Да, сэр, слово «брак» никогда не произносилось, и все-таки были письма, встречи и еще всякое, чего мы никак одобрить не могли. Матери у нее нет, и мы единственные, кто ее бережет. Мы твердо решили…
Но его заставило умолкнуть появление самой барышни. Бесспорно, она украсила бы любое общество в мире. Кто подумал бы, что такой редкий цветок вырос из подобного корня и в подобной атмосфере? Женщины редко меня привлекали, так как моим сердцем всегда управлял мозг. Но, увидев ее медально-безупречное лицо со всей свежестью Даунсов в нежном румянце, я не мог не признать, что никакой молодой человек, повстречав ее, не мог бы остаться равнодушным. Такова была девушка, которая остановилась теперь перед Гарольдом Стэкхерстом, напряженно глядя на него широко открытыми глазами.
— Я уже знаю, что Фицрой погиб, — сказала она. — Не бойтесь рассказать мне подробности.
— Нам сказал про это другой ваш джентльмен, — объяснил ее отец.
— Незачем втягивать в это мою сестру, — буркнул молодой человек.
Сестра бросила на него испепеляющий взгляд:
— Это мое дело, Уильям. Будь добр не вмешиваться. Судя по всему, совершено преступление. Если в моих силах помочь обличить виновника, то я сделаю это хотя бы в память того, кого больше нет.
Пока она слушала краткий рассказ моего спутника, ее лицо сохраняло спокойствие, показавшее мне, что сила ее характера не уступает красоте. Мод Беллами навсегда останется в моей памяти как самый совершенный идеал женщины. Оказалось, что она знала меня в лицо, так как теперь обратилась прямо ко мне:
— Доставьте их в руки правосудия, мистер Холмс. Можете положиться на мое содействие, кем бы они ни оказались. — Мне показалось, что при этих словах она посмотрела на отца и брата с вызовом.
— Благодарю вас, — сказал я. — В подобных случаях я высоко ценю женский инстинкт. Вы употребили слово «они». Вы полагаете, тут замешан не один человек?
— Я достаточно хорошо знала мистера Макферсона и видела, что его мужество не уступает его силе. Один человек никак не мог расправиться с ним столь жестоко.
— Нельзя ли мне побеседовать с вами с глазу на глаз?
— Говорят тебе, Мод, не впутывайся в это дело! — сердито крикнул ее отец.
Она беспомощно посмотрела на меня:
— Что я могу?
— Факты незамедлительно станут известны всему свету, поэтому не будет никакого вреда, — сказал я, — если мы разберемся в них тут же. Я предпочел бы поговорить с вами наедине, но раз ваш отец отказывается допустить это, он может участвовать в нашем разговоре. — Тут я заговорил о записке, обнаруженной в кармане погибшего: — Ее, несомненно, представят на следственном суде. Вы не будете против, если я попрошу вас пролить свет на ее содержание?
— Не вижу причин делать из этого тайны, — ответила она. — Мы были помолвлены и хранили это в секрете лишь потому, что дядя Фицроя, глубокий старик, доживающий, как говорят, последние дни, мог бы лишить его наследства, женись он без его одобрения. Вот единственная причина.
— Могла бы и рассказать нам, — проворчал мистер Беллами.
— И рассказала бы, отец, поинтересуйтесь вы по-хорошему.
— Я против того, чтобы моя дочь якшалась с мужчинами другого сословия.
— Именно твое предубеждение против него и мешало нам открыться тебе. А что до записки, так она ответ вот на эту.
Из кармана платья она извлекла смятый листок.
...«ЛЮБИМАЯ!
Обычное место на пляже сразу после заката во вторник. Единственное время, когда я сумею выбраться. Ф.М.».
— Сегодня вторник, и я собиралась встретиться с ним вечером.
Я оглядел записку.
— Ее прислали не по почте. Как вы ее получили?
— Я предпочту не отвечать на этот вопрос. Никакого касательства к тому, что вы расследуете, это не имеет. Но на любые, так или иначе с ним связанные, готова ответить со всей откровенностью.
Слово она сдержала, но ничего полезного сказать не нашла. У нее не было причин думать, что у ее fiancé был тайный враг, хотя не отрицала, что у нее есть пылкие поклонники.
— Могу ли я спросить, не входит ли в их число мистер Йен Мэрдок?
Она порозовела и как будто смутилась.
— Одно время мне так казалось. Но все изменилось, когда он узнал о наших отношениях с Фицроем.
Тень, сгущавшаяся вокруг этого странного человека, обрела, на мой взгляд, бо́льшую определенность. Требовалось исследовать его прошлое, следовало незаметно обыскать его комнаты. Стэкхерст охотно мне содействовал, так как то же подозрение возникло и у него. Мы покинули «Гавань» в надежде, что конец одной нити этого запутанного клубка уже в наших руках.
Прошла неделя. Следственный суд ничего не установил и был отсрочен до обнаружения новых улик. Стэкхерст навел тактичные справки о своем подчиненном, его комнату подвергли поверхностному обыску, но безрезультатно. Сам я вновь обследовал и физически, и аналитически все обстоятельства, но без каких-либо новых выводов. Во всех моих анналах читателям не найти дела, которое поставило бы меня настолько в тупик. Даже мое воображение было не способно предложить хоть что-то похожее на объяснение. А затем последовало происшествие с собакой.