Два дня после моего приезда в «Лесные Буки» моя жизнь была тихой и спокойной, на третий миссис Ракасл спустилась сразу после завтрака и что-то шепнула мужу.
«А, да! — сказал он, оборачиваясь ко мне. — Мы крайне обязаны вам, мисс Хантер, что вы настолько потакаете нашим причудам, что даже остригли волосы. Уверяю вас, это и на самую крохотную йоту не умалило вашей красоты. А теперь поглядим, как вам пойдет платье цвета электрик. Вы найдете его разложенным на кровати в вашей комнате, и если вы будете столь любезны надеть его, мы будем вам крайне обязаны».
Платье, ожидавшее меня, было особого голубого оттенка. Сшитое из превосходной ткани, но, несомненно, ношеное. Сидело оно на мне безупречно, будто шилось на меня. И мистер и миссис Ракасл, едва увидев это, выразили свой восторг, который показался мне слишком преувеличенным. Они ждали меня в гостиной, очень большой комнате во всю длину дома с тремя большими окнами, достигающими пола. Вблизи центрального окна стояло кресло, повернутое к нему спинкой. Меня попросили сесть в него, а затем мистер Ракасл, расхаживая взад-вперед вдоль противоположной стены, начал рассказывать мне всякие пресмешные истории. Вы представить себе не можете, до чего комично он выглядел, и я смеялась до упаду. Однако миссис Ракасл, видимо вовсе лишенная чувства юмора, ни разу даже не улыбнулась, а сидела, сложив руки на коленях, с грустным и тревожным выражением на лице. Примерно через час, или около того, мистер Ракасл внезапно сказал, что пора приниматься за дневные труды, а я могу переодеться и пойти в детскую к маленькому Эдварду.
Два дня спустя последовало точно такое же представление. Опять я переоделась, опять я сидела у окна спиной к нему, и опять я весело смеялась забавным историям, запас которых у моего нанимателя, казалось, был неистощим и которые он рассказывал с неподражаемым комизмом. Затем он вручил мне роман в желтой обложке и, повернув кресло так, чтобы моя тень не падала на страницы, попросил меня почитать ему вслух. Я читала минут десять, начав с середины главы, а затем он перебил меня на полуслове и распорядился, чтобы я переоделась.
Вы легко можете вообразить, мистер Холмс, какое меня охватило любопытство. Что могло крыться за этим непонятным спектаклем? Я заметила, что они все время тщательно следили, чтобы мое лицо было повернуто от окна, и я просто сгорала от желания узнать, что же происходит у меня за спиной. Поначалу казалось, что это неосуществимо, но вскоре я придумала кое-что. Мое ручное зеркальце разбилось, и тут меня осенила счастливая мысль: я спрятала осколок в носовом платке и в следующий раз, смеясь до упаду, я поднесла платок к глазам и с помощью маленького маневра сумела увидеть все, что находилось позади меня. Признаюсь, я испытала разочарование. Там ничего не было. Во всяком случае, так мне показалось сперва. Однако, взглянув еще раз, я заметила, что на Саутгемптонском тракте стоит мужчина в сером костюме и словно бы смотрит в мою сторону. Такой невысокий бородатый мужчина. На тракте всегда полно движения, это ведь очень важная дорога. Мужчина, однако, прислонился к ограде нашего луга и напряженно смотрел вверх. Я опустила платок и, поглядев на миссис Ракасл, перехватила ее пристальный взгляд. Она ничего не сказала, но, несомненно, она догадалась, что я держала в руке зеркальце и видела то, что было у меня за спиной. Она тут же встала.
«Джефри, — сказала она, — у дороги какой-то наглец пялится на мисс Хантер».
«Не какой-нибудь ваш друг, мисс Хантер?» — спросил он.
«Нет. Я никого в здешних краях не знаю».
«Бог мой! Какая наглость! Прошу вас, обернитесь и махните, чтобы он ушел!»
«Право, лучше не обращать внимания».
«Нет-нет! Иначе он будет тут все время околачиваться. Будьте добры, обернитесь и махните, чтобы он убирался».
Я сделала, что мне было велено, и в тот же самый миг миссис Ракасл опустила штору. Случилось это неделю назад, и с тех пор я больше не сидела у окна, не надевала голубого платья и не видела мужчину у ограды.
— Прошу, продолжайте, — сказал Холмс. — Ваш рассказ обещает быть крайне интересным.
— Вы, боюсь, сочтете его хаотичным, и, возможно, между происшествиями, про которые я рассказываю, никакой связи и нет. В первый же день, как я приехала в «Лесные Буки», мистер Ракасл повел меня к сарайчику вблизи кухонной двери. Когда мы подходили к нему, я услышала лязг цепи и шум, будто топот большого животного.
«Поглядите-ка сюда! — сказал мистер Ракасл, указывая на щель между досками. — Ну не красавец ли?»
Я поглядела внутрь на два глаза, горящие, будто раскаленные угли, на смутную фигуру, скорченную в темноте.
«Не пугайтесь, — сказал мой наниматель, хохотнув, когда я вздрогнула. — Это только Карло, мой мастиф. Я назвал его моим, но на деле только старик Толлер, мой конюх, единственный, кто с ним справляется. Кормим мы его раз в день и не слишком обильно, так что он всегда взбодрен дальше некуда. Толлер выпускает его во двор каждую ночь, и да помилует Бог непрошеного гостя, которого он ухватит своими клычищами. Ради всего святого не вздумайте по какой-либо причине выйти за порог дома ночью, это обойдется вам в вашу жизнь».
Предупреждение это было не пустыми словами, потому что через две ночи я случайно выглянула в окно моей спальни около двух часов пополуночи. Ночь была прекрасная, лунная, газон перед домом весь серебрился, и светло было почти как днем. Я стояла, очарованная этой безмятежной красотой, когда вдруг заметила, будто что-то движется в тени буков. Когда оно вышло на лунный свет, я увидела огромного пса, величиной с теленка, песочно-буроватой масти, с отвисающими брылями, черной мордой и выпирающими из-под кожи костями. Он медленно прошел через газон и скрылся в тени по ту его сторону. Этот жуткий безмолвный страж наполнил мое сердце холодным ужасом, какого, думается, не вызвал бы у меня самый страшный грабитель.