— Послушайте, — обратился ректор к священнику, прежде чем врач приблизился на расстояние слышимости. — Я должен кое-что узнать. Вы действительно считаете, что коммунизм представляет реальную опасность и ведет к преступлениям?
— Да, — ответил отец Браун с мрачной улыбкой. — Я слежу за распространением некоторых коммунистических методов и влияний, и, в определенном смысле, это коммунистическое преступление.
— Спасибо, — сказал ректор. — Тогда я должен немедленно уйти и кое-что выяснить. Скажите полицейским, что я вернусь через десять минут.
Ректор исчез в одной из тюдоровских арок почти в тот момент, когда полицейский врач подошел к столу и жизнерадостно поздоровался с отцом Брауном. По предложению последнего они заняли места за злосчастным столом. Доктор Блейк бросил резкий и подозрительный взгляд на крупную, вялую фигуру химика, который, по-видимому, задремал на скамейке поодаль. Отец Браун вкратце рассказал, кто такой профессор и что им удалось узнать от него, а врач молча слушал, одновременно занимаясь предварительным осмотром трупов. Естественно, он больше интересовался мертвыми телами, чем косвенными обстоятельствами, но одна деталь вдруг отвлекла его от анатомических изысканий.
— Как вы сказали, над чем работал профессор? — спросил он.
Отец Браун терпеливо повторил непонятную ему химическую формулу.
— Что? — восклицание доктора Блейка прозвучало как пистолетный выстрел. — Черт возьми, но это ужасно!
— Потому что это яд? — поинтересовался отец Браун.
— Потому что это бессмыслица, — ответил доктор Блейк. — Это просто ерунда. Профессор — довольно известный химик. Почему знаменитый химик намеренно городит чепуху?
— Думаю, я могу ответить на этот вопрос, — кротко сказал отец Браун. — Он городит чепуху, потому что лжет. Он что-то скрывает, и ему особенно хотелось скрыть это от двух людей, которых вы видите перед собой, и их представителей.
Доктор отвел взгляд от двух мертвых тел и посмотрел на почти неестественно неподвижную фигуру известного химика. Должно быть, он заснул; порхавшая по саду бабочка опустилась на него, отчего он стал еще больше похож на каменного идола. Крупные складки его лягушачьего лица напоминали врачу свисающие складки шкуры носорога.
— Да, — очень тихо добавил отец Браун. — Он дурной человек.
— Черт бы побрал все это! — воскликнул доктор, внезапно тронутый до глубины души. — Вы хотите сказать, что такой великий ученый причастен к убийству?
— Придирчивые критики могли бы обвинить его в убийстве, — бесстрастно отозвался священник. — Мне самому не слишком нравятся люди, замешанные в подобных убийствах. Но гораздо важнее моя уверенность в том, что эти бедняги принадлежали к числу его придирчивых критиков.
— Вы имеете в виду, что они раскрыли его секрет и он заставил их замолчать? — нахмурившись, спросил Блейк. — Но что это был за секрет? Как можно убить двух людей в таком заметном месте?
— Я уже выдал вам его секрет, — сказал священник. — Это секрет души. Он дурной человек. Ради всего святого, не подумайте, будто я говорю это из-за того, что мы с ним принадлежим к противоположным школам или традициям. У меня много друзей в научных кругах, и большинство из них отличается героическим бескорыстием. Даже о самых закоренелых скептиках можно сказать, что они иррационально бескорыстны. Но время от времени попадаются материалисты, в самом животном смысле этого слова. Повторяю, он плохой человек. Гораздо хуже, чем… — отец Браун сделал паузу, чтобы подобрать нужное слово.
— Гораздо хуже, чем коммунист? — предположил его собеседник.
— Нет, — ответил отец Браун. — Я имел в виду, гораздо хуже, чем убийца.
Он встал с рассеянным видом, словно не замечая изумленного взгляда собеседника.
— Но разве вы не считаете, что этот Уодхэм и является убийцей? — наконец спросил Блейк.
— О нет, — уже более добродушно ответил священник. — Убийца вызывает гораздо большую симпатию и понимание. По крайней мере, он был в отчаянии, а внезапная вспышка ярости может служить смягчающим обстоятельством.
— Значит, вы считаете, что это все-таки был коммунист? — воскликнул доктор.
В этот момент очень кстати появились полицейские с объявлением, которое вроде бы завершало расследование самым решительным и удовлетворительным образом. Они несколько задержались по пути к месту преступления по той простой причине, что уже поймали преступника. Фактически они взяли его почти у ворот своей официальной резиденции. Они уже имели основания подозревать коммуниста Крейкена в причастности к разным беспорядкам в городе. Когда они узнали о преступлении, то решили на всякий случай арестовать его и сочли этот арест совершенно оправданным. Инспектор Кук с торжествующим видом объяснил докторам и профессорам, собравшимся на садовой лужайке Мандевилльского колледжа, что при обыске злосчастного коммуниста в его кармане нашли коробок отравленных спичек.
В то самое мгновение, когда отец Браун услышал слово «спички», он вскочил со стула, как будто спичка зажглась прямо под ним.
— Ага! — радостно воскликнул он. — Теперь все ясно.
— Что вы имеете в виду? — требовательно спросил ректор, вернувшийся с официальной напыщенностью, под стать помпезности полицейских чинов, которые теперь наводнили колледж, словно победоносная армия. — Вы хотите сказать, теперь вам ясно, что Крейкен виновен в убийстве?