Настоящий английский детектив. Собрание лучших ист - Страница 162

162

— Я хочу сказать, что Крейкен оправдан и дело против него можно закрыть, — твердо ответил отец Браун. — Вы действительно принимаете Крейкена за человека, способного травить других людей с помощью спичек?

— Все это очень хорошо, — сказал ректор с обеспокоенным выражением, не сходившим с его лица после ужасной находки. — Но вы сами говорили, что фанатики с ложными принципами могут совершать гнусные дела. Кстати, вы сами сказали, что коммунизм расползается повсюду и в обществе распространяются коммунистические обычаи.

Отец Браун смущенно рассмеялся.

— Что касается последнего пункта, я должен извиниться перед вами, — сказал он. — Я постоянно все запутываю своими глупыми шутками.

— Шутками! — раздраженно повторил ректор.

— Видите ли, — священник почесал затылок, — когда я говорил о распространении коммунистических обычаев, то имел в виду обычай, который даже сегодня замечал два-три раза. Этот коммунистический обычай, безусловно, не ограничивается коммунистами. Он свойственен многим людям, особенно англичанам, которые кладут чужие спички себе в карман и забывают возвращать их владельцу. Конечно, эта глупая безделица не стоит даже упоминания, но она имеет прямое отношение к этому преступлению.

— Глупость какая-то, — сказал доктор.

— Если почти каждый забывает вернуть спички, вы можете прозакладывать свои ботинки за то, что Крейкен забыл их вернуть. Отравитель, подготовивший спички, просто отдал их Крейкену и не стал требовать назад. Великолепный способ избавиться от ответственности — ведь сам Крейкен вскоре совершенно забыл, от кого он получил их. Но когда он, ни о чем не подозревая, воспользовался спичками, чтобы зажечь сигары, предложенные двум посетителям, то попался в элементарную ловушку. Он стал отчаянным злодеем-революционером, который прикончил двух миллионеров.

— Но кто еще мог желать их смерти? — проворчал доктор.

— Действительно, кто же? — легкомысленно отозвался священник, но сразу же перешел на более серьезный тон. — Здесь мы подходим к другой теме, о которой я упоминал, и это, с вашего позволения, уже не шутка. Я сказал, что ереси и ложные доктрины стали привычными и распространенными. Все обращаются к ним, но никто на самом деле не замечает их. Вы полагаете, я имел в виду коммунизм, когда говорил об этом? На самом деле как раз наоборот. Вы чрезвычайно беспокоились из-за коммунизма и присматривали за Крейкеном, словно за ручным волком. Разумеется, коммунизм — это ересь, но не та ересь, которую вы воспринимаете как должное. Вы воспринимаете капитализм как нечто само собой разумеющееся — вернее, пороки капитализма, замаскированные под оголтелый дарвинизм. Помните, как вы говорили в столовой, что жизнь — это сплошная борьба, что природа требует выживания сильнейших и неважно, платят ли бедным по справедливости или нет? Друзья мои, это и есть ересь, к которой вы привыкли, ничуть не менее опасная, чем коммунизм. Это антихристианская мораль или безнравственность, которую вы воспринимаете естественным образом. Именно безнравственность сегодня превратила человека в убийцу.

— Какого человека? — вскричал ректор, и его голос дрогнул из-за внезапной слабости.

— Разрешите подойти к делу с другой стороны, — безмятежно продолжал священник. — Вы все говорите, что Крейкен сбежал, но это не так. Когда эти двое оцепенели, он выбежал на улицу, позвал врача, крикнув ему прямо через окно, а потом попытался вызвать полицию. Тут его и арестовали. Но разве вам не кажется странным, если подумать об этом, что мистер Бейкер, уважаемый казначей, так долго ищет полицейский участок?

— Тогда чем он занимается? — резко спросил ректор.

— Думаю, уничтожает документы или осматривает комнаты покойных в поисках письма, которое они могли оставить для нас. А может быть, это связано с нашим другом Уодхэмом. Какую роль он сыграл в этом деле? Все просто до смешного. Мистер Уодхэм экспериментирует с отравляющими средствами для следующей войны и открывает вещество, которое при сгорании моментально убивает человека. Разумеется, он не имеет никакого отношения к убийству этих людей, но он скрыл свой химический секрет по очень простой причине. Один из посетителей был янки-пуританином, а другой евреем-космополитом; как известно, такие люди часто бывают фанатичными пацифистами. Вероятно, они назвали бы это открытие подготовкой к массовому убийству и отказались бы от материальной поддержки колледжа. Но Бейкер был другом Уодхэма, и ему не составило труда обмакнуть спички в новое вещество.

Другая особенность маленького священника заключалась в том, что его разум был цельным и не замечал многих несоответствий; он менял манеру разговора и переходил от публичных вещей к самым частным без малейших признаков замешательства. В данном случае он озадачил большинство присутствующих, обратившись к большинству из них, хотя только что беседовал со всеми, и его совершенно не интересовало, что лишь один человек имел какое-либо представление, о чем шла речь.

— Прошу прощения, доктор, если ввел вас в заблуждение своим метафизическим отступлением о грешном человеке, — сказал он извиняющимся тоном. — Конечно, это не имело отношения к убийству, но, по правде говоря, в тот момент я вообще забыл об убийстве. Я забыл обо всем, кроме образа этого химика с огромным нечеловеческим лицом, развалившегося среди цветов, словно какое-то слепое чудище каменного века. Я думал о том, что некоторые люди чудовищны, словно высечены из камня, но все это не относится к делу. Внутренняя порочность имеет мало общего с преступлениями, которые совершаются во внешнем мире. Худшие преступники не совершают преступлений. Для практического ума важно другое — что толкнуло конкретного преступника на преступление. Что заставило казначея Бейкера убить этих людей? Вот что заботит нас сейчас. Ответ совпадает с ответом на вопрос, который я задавал дважды. Где были эти люди большую часть времени, помимо университетской капеллы и химической лаборатории? По словам самого Бейкера, они обсуждали деловые вопросы с казначеем.

162